21 февраля 2012 года лаборатория «Театр. Пространство. Культура» совместно с журналом «Театр» провели круглый стол «(В)место театра: великая реконструкция Большого», посвященный открытию Большого театра после реставрационных работ и связанным с ним медиа-событиям. В обсуждении приняли участие О. Астахова, В.М. Гаевский, М. Давыдова, О. Зинцов, В. Золотухин, Ю. Лидерман и М. Неклюдова.
Как подчеркнула в своем вступительном слове Юлия Лидерман, реконструкция Большого во многом предстает как попытка культурной самоидентификации, где главный упор делается на идею «модернизации». В этом смысле важную роль играл поставленный Д. Черняковым гала-концерт, в котором было предложено несколько способов ответа на вопрос: что представляет из себя Большой? Прежде всего, (1) это здание с собственной историей, (2) занимающее определенное место в городском ландшафте, (3) являющееся домом для театральной «семьи» и (4) машиной для производства культурной продукции, и, одновременно, (5) мемориалом. Однако при очевидной церемониальности гала-концерта, стоит обратить внимание на его вполне пост-драматический (по Леманну) характер, выражающийся в сериальности и эпизодичности представления, его юмористической отстраненности и отказе от иллюзии. Как указала Марина Давыдова, часть этого пост-драматического напряжения можно отнести за счет того, что гала-концерт, как и сам Большой, оказался местом пересечения различных интенций: личного отношения режиссера к театру, представлению театра о себе, и представлению о театре властной элиты. Напряжение между ними по-разному ощущалось в зрительном зале и в опосредованной телетрансляцией презентации этого события. Мария Неклюдова предложила рассмотреть случай Большого на фоне аналогичных прецедентов, в частности, реконструкции шекспировского «Глобуса». Сам процесс восстановления этого театра был увлекательным научным и художественным экспериментом, однако его конечный результат оказался противоречив, поскольку здание «Глобуса» вызывает больший (туристический) интерес, нежели спектакли, идущие на его сцене. Эта парадоксальная ситуация напоминает нам об отсутствии научного языка описания зрелищного потенциала театральных зданий и их воздействия на зрителя (хотя в современные исследования по истории чтения уделяют много внимания материальному характеру книги и восприятию его читателем). Олег Зинцов заметил, что Большой во многом предстает как средоточие иллюзий — не только театральных, но и исторических (это ощущение усиливается тем, что во время гала-концерта на его нынешний фасад проецировались изображения прежних). Безусловно, это место, перегруженное культурными смыслами и ожиданиями, поэтому гала-концерт можно интерпретировать и как попытку сакрализации, и как попытку десакрализации, а недавний уход известных танцовщиков из театра — как желание оказаться в более культурно нейтральном пространстве. Вадим Моисеевич Гаевский вспомнил историю Большого, в частности 1950-е годы, когда, по его мнению, театр утратил связь с собственной историей и превратился в театр «восстановленного настоящего» со склонностью к мещанской эстетике. Но это не повлияло на его роль в культурном пространстве столицы, поскольку он был и остается антитезой Кремлю. В этом смысле показательно, что если основным чувством, вызываемым телетрансляцией гала-концерта, была нестерпимая тоска, то вскоре за ней последовали активные общественные выступления, радикально изменившие культурную и социальную атмосферу. Ирина Сироткина предложила рассматривать реконструкцию Большого как реставрацию идеи величия, а Оксана Гавришина обратила внимание собравшихся, что этот же процесс может быть интерпретирован как конструирование «руины» (в зиммелевском смысле). Валерий Золотухин и Ольга Астахова высказали противоположные точки зрения на то, можно ли считать Большой «театром художников», и что это означает для нашего восприятия его истории. Завершая заседание Юлия Лидерман заметила, что если даже в Большом мы обнаруживаем работу не одной культурной модели, то это, безусловно, повод для некоторого оптимизма.
